Выдающаяся актриса 20-века Фаина Георгиевна Раневская, по свидетельствам современников, кроме своего непревзойдённого актёрского
таланта обладала ещё и потрясающей мудростью и остроумием!
— Очень сожалею, Фаина
Георгиевна, что вы не были на премьере моей новой пьесы, — похвастался Раневской
Виктор Розов. — Люди у касс устроили форменное побоище! — И как? Удалось им
получить деньги обратно?
— Я была вчера в
театре, — рассказывала Раневская. — Актеры играли так плохо, особенно Дездемона,
что когда Отелло душил ее, то публика очень долго аплодировала.
...Тошно от театра.
Дачный сортир. Обидно кончать свою жизнь в сортире.
...Ну и лица мне
попадаются, не лица, а личное оскорбление!
Актеры обсуждают на
собрании труппы товарища, который обвиняется в гомосексуализме: "Это растление
молодежи, это преступление…" ― Боже мой, несчастная страна, где человек не может
распорядиться своей жопой, ― вздохнула Раневская.
Бог мой, как
прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
В театре меня любили
талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части.
Воспоминания — это
богатства старости.
Всю свою жизнь я
проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
Вы знаете, милочка, что
такое говно? Так оно по сравнению с моей жизнью — повидло.
Говорят, что этот
спектакль не имеет успеха у зрителей? — Ну, это еще мягко сказано, — заметила
Раневская. — Я вчера позвонила в кассу, и спросила, когда начало представления.
— И что? — Мне ответили: «А когда вам будет удобно?»
Деньги съедены, а позор
остался (о своих работах в кино).
Для меня всегда было
загадкой — как великие актеры могли играть с артистами, от которых нечем
заразиться, даже насморком. Как бы растолковать, бездари: никто к вам не придет,
потому что от вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?
Если бы я, уступая
просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга — «Судьба —
шлюха».
Жемчуг, который я буду
носить в первом акте, должен быть настоящим, — требует капризная молодая
актриса. — Все будет настоящим, — успокаивает ее Раневская. — Все: и жемчуг в
первом действии, и яд — в последнем.
Женщины, конечно,
умнее. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от
того, что у мужчины красивые ноги?
Жизнь — это затяжной
прыжок из п...зды в могилу.
Жизнь — это небольшая
прогулка перед вечным сном.
Жизнь проходит и не
кланяется, как сердитая соседка.
И что только ни делает
с человеком природа!
Как я завидую
безмозглым!
Кино — заведение
босяцкое.
Когда мне не дают роли,
чувствую себя пианисткой, которой отрубили руки.
Когда в Москве, на
площади Свердлова, установили памятник Марксу работы Кербеля, Раневская
прокомментировала это так: ― А потом они удивляются, откуда берется
антисемитизм. Ведь это тройная наглость! В великорусской столице один еврей на
площади имени другого еврея ставит памятник третьему еврею!.
Когда я умру,
похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».
Кто бы знал мое
одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня
несчастной...
Мне осталось жить всего
сорок пять минут. Когда же мне все-таки дадут интересную роль?
Молодой человек! Я ведь
еще помню порядочных людей... Боже, какая я старая!
Не могу, когда шлюха
корчит из себя невинность (увидев исполнение актрисой X. роли узбекской
девушки).
Ничего кроме отчаянья
от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.
Ну эта, как ее... Такая
плечистая в заду... (Раневская забыла фамилию актрисы, с которой должна была
играть на сцене).
Одиноко. Смертная
тоска. Мне 81 год... Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик
за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник — домашний
клозет.
Одиночество как
состояние не поддается лечению.
Он умрет от расширения
фантазии.
Оптимизм — это
недостаток информации.
Ох уж эти несносные
журналисты! Половина лжи, которую они распространяют обо мне, не соответствует
действительности.
Паспорт человека — это
его несчастье, ибо человеку всегда должно быть восемнадцать, а паспорт лишь
напоминает, что ты можешь жить, как восемнадцатилетняя.
После спектакля
Раневская часто смотрела на цветы, корзину с письмами, открытками и записками,
полными восхищения — подношения поклонников ее игры — и печально замечала: — Как
много любви, а в аптеку сходить некому.
Птицы ругаются, как
актрисы из-за ролей. Я видела, как воробушек явно говорил колкости другому,
крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Все, как у
людей.
Сказка - это когда
женился на лягушке, а она оказалась царевной. А быль - это когда
наоборот.
Сняться в плохом фильме
— все равно что плюнуть в вечность.
Сотрудница
Радиокомитета N. постоянно переживала драмы из-за своих любовных отношений с
сослуживцем, которого звали Симой: то она рыдала из-за очередной ссоры, то он ее
бросал, то она делала от него аборт… Раневская называла ее "жертва
ХераСимы".
Спутник славы —
одиночество.
Стареть скучно, но это
единственный способ жить долго.
Старость — это время,
когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи
идет на анализы.
Старость — это просто
свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до
старости. Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман — и та умерла, а уж от нее
я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда
восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего
не успела, а только начинаешь жить!
Старость, это когда
беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.
Страшно грустна моя
жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами
стриптиз.
Такая задница
называется "жопа-игрунья" (о проходящей даме), «А с такой жопой надо сидеть
дома!» (о другой).
Ткань на юбке
Раневской от долгой носки истончилась. Фаина Георгиевна скорее с удовольствием,
чем с сожалением, констатирует, глядя на прореху:
― Напора красоты не
может сдержать ничто!
Тот слепой, которому ты
подала монетку, не притвора, он действительно не видит. — Почему ты так решила?
— Он же сказал тебе: «Спасибо, красотка!»
У меня хватило ума
прожить жизнь глупо.
У него голос — будто в
цинковое ведро ссыт.
У нее не лицо, а
копыто.
У этой актрисы жопа
висит и болтается, как сумка у гусара.
Узнав, что ее знакомые
идут сегодня в театр посмотреть ее на сцене, Раневская пыталась их отговорить: —
Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая... Но раз уж все равно
идете, я вам советую уходить после второго акта. — Почему после второго? — После
первого очень уж большая давка в гардеробе.
Успех — единственный
непростительный грех по отношению к своему близкому.
Четвертый раз смотрю
этот фильм и должна вам сказать, что сегодня актеры играли как
никогда.
Это не театр, а дачный
сортир. В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости
рвать зубы. Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются,
зачем я каждый раз играю по-новому.
Я — выкидыш
Станиславского.
Я жила со многими
театрами, но так и не получила удовольствия.
Я не признаю слова
«играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить
нужно.
Я провинциальная
актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске не
служила!..
Я, в силу отпущенного
мне дарования, пропищала как комар.
|